Одинокий орк [= Странствия орка; Возвращение магри ] - Галина Львовна Романова

Каспар тут же встал и склонил голову, поскольку знал, что рабу не подобает без разрешения смотреть в лица свободных. Тем более когда это те самые люди, которым его продали. Интересно, кто его настоящий хозяин? Он здесь, на этом судне, или встретит его в конце пути? Как бы узнать?

— Жратва через час, — помолчав, сказал ему рулевой. — Сразу после этого отплытие.

Еду раздавали на носу корабля, и первые попытки пробраться к двум корзинам с нарезанными кусками хлеба и вяленым мясом не принесли результатов. Каспара просто-напросто оттерли — северяне торопились получить свои порции.

— По местам! — прозвучала команда, едва толпа стала рассасываться. — И ты пошел отсюда!

Пришлось вернуться на место несолоно хлебавши. Обхватив колени руками, Каспар рассматривал северян и напряженно раздумывал, как бы намекнуть рулевому — или кто тут у них главный? — что о нем необходимо заботиться отдельно. Ясно же, что раб не может питаться тем, что едят свободные. Или у северян другие обычаи? Если так, то…

Гребцов действительно оказалось сорок, но сейчас на веслах сидели только двадцать, остальные отдыхали и ждали своей очереди. Они не спеша завтракали, переговаривались, приводили в порядок оружие и одежду, просто валялись на мешках с вещами и смотрели вдаль. Шнека спокойно плыла вдоль берегов, держась на равном расстоянии от обоих, и несколько человек с луками наизготовку маячили на носу корабля вместе с впередсмотрящим.

Каспар отвернулся, провожая взглядом пристань и причалы. Эвлария уходила вдаль. Завершалась целая глава его жизни, завершалась навсегда. Сверху упала чья-то тень, и он поднял голову. Давешний эльф по-приятельски присел рядом.

— Ты, смотрю, без жратвы остался, — спокойно сказал он и протянул ломоть хлеба, на котором лежала полоска вяленого мяса. — Возьми мою порцию, я не могу на еду глядеть.

— Спасибо. — Каспар взял хлеб и мясо. — А вы?..

— Не бери в голову. Вечером причалим, наварим ухи — тогда и поем. А ты в следующий раз будь понахальнее. Плевать, что раб! Эти, — он мотнул головой на северян, — ценят в первую очередь умение настоять на своем. Если ты тряпка, то и место тебе среди рабов до конца жизни. А если сумеешь поймать удачу за хвост, то фьордером станешь. Меч получишь! — добавил он таким тоном, словно это имело решающее значение.

— Я магри. — Каспар сделал паузу, проглотив то, что было во рту. — Нам особым законом запрещено иметь оружие! Нам много чего запрещалось…

— Это где? В Эвларе? — Эльф презрительно сплюнул на палубу. — Поганая страна, помяни мое слово! Вообще все страны поганые, а я видел много стран! В мире есть только одно по-настоящему прекрасное место, запомни это, Каспар! Это — Борфинирэль…[9]

Он произнес это слово с придыханием, прикрыв уцелевший глаз, и Каспар решил задать вопрос:

— Это… так называется твоя страна по-эльфийски, Таннелор Бирюзовый?

— Тан. Просто Тан безо всяких там приставок! — отрезал эльф. — Это самое прекрасное место в мире! И когда-нибудь ты это поймешь… Как понял и я.

Он опустил голову, глядя на палубу и кусая губу.

— Тан? — замирая от собственной смелости, окликнул его Каспар — Все в порядке?

— Нет, краба тебе в глотку, — шепотом огрызнулся эльф, вскакивая. — Не в порядке!.. Ты заставил меня вспомнить… Эй, Хельг, — гаркнул он, окликая кого-то, — есть что выпить?

Один из северян — тот самый бородач — поднял голову с мешка, на котором пристроился подремать.

— Тебе сейчас на вахту заступать, одноглазый, — проворчал он и добавил несколько слов на своем языке. — Опять нажрешься, как селедка, и будешь красных ежиков гонять!

— Не нажрусь, — усмехнулся эльф и неожиданно подмигнул Каспару, — а если и так, то вот этот задохлик меня живо в порядок приведет! Ты не смотри, что на нем железа, как на королевской дочке — украшений. Исцеляет вмиг!

После этих слов Каспар почувствовал себя неуютно, потому что все — даже гребцы — уставились на него.

Полем сельди

Ходят дети

Бога Эйга

Ели злата.

Дух небесный

В грудь толкает

Крыло волка,

Китов дома…

Странная это была песня — немного заунывная и малопонятная, исполняемая в мерном растянутом ритме в такт опускающимся и поднимающимся веслам. Вся она состояла из иносказаний, когда чуть ли не каждое слово заменялось синонимом-словосочетанием. В переводе на нормальный язык первый куплет звучал так: «По морю ходят волны. Ветер надувает парус».[10]

Опершись на борт, Каспар смотрел вдаль. Уже несколько дней, как шнека покинула материк и двигалась на север, и несколько дней, как с него сняли ножные кандалы, что позволило ему свободно передвигаться по кораблю. Сделано это было не для того, чтобы выказать ему доверие. Просто в ножных кандалах переступать через тюки и сундуки было трудно. С запястий цепи не сняли — дали ясно понять, кто он есть.

Впрочем, Каспар и не собирался совершать побег. Куда ему было бежать? Он вырос, привыкнув подчиняться законам и приспосабливаться к любым условиям. Каждый новый король, восходя на трон Эвлара, считал своим долгом ввести новый закон, еще больше усложняющий жизнь магри. Каспар прожил на свете восемьдесят лет, пережил трех королей и привык к тому, что надо довольствоваться тем, что имеешь, и радоваться тому, что не стало хуже.

Клены волка

Поля сельди

С пляски ветвей

Покрывала

Змеев ран

Спешат туда, где

Ждут березы

Их нарядов…[11]

Песня сама собой вползала в уши. Распеваемая от души хриплыми простуженными голосами — большинство гребцов не пело, а просто орало во всю глотку, — она тем не менее обладала странной притягательностью. Каспар уже несколько раз ловил себя на мысли что хочет подпеть гребцам — хотя бы для того, чтобы не чувствовать себя таким уж ненужным.

Дома в прежней жизни он не привык сидеть без дела. Власти Эвлара сделали все, чтобы усложнить для магри их и без того нелегкое существование. Он, прекрасный опытный врач, умеющий и простуду вылечить, и перелом срастить, и роды принять, не говоря уже о более сложных случаях, когда приходилось буквально с того света вытаскивать тяжелораненых или обгоревших, иногда в начале своей карьеры был вынужден перебиваться такими случайными заработками, как лечение лишайной собаки, кастрация котов, хромота лошадей. А иной раз приходилось и хуже — подрабатывать на скотобойне, утилизировать трупы павших животных… Несколько раз от отчаяния и безысходности он нанимался уборщиком и грузчиком. В общем, в прежней жизни ему приходилось с раннего утра частенько отправляться в город на поиски случайных заработков — до тех пор, пока не связался с криминальным миром Эвларского лабиринта… и поплатился за это.